Как рассматривает термин "коннотация" О.Г. Ревзина в статье "О понятии коннотации"?
Термин «коннотация» используется в разных областях филологического знания. Это и лексическая семантика, и стилистика, и теория выразительности, и интертекстуальность. Коннотация в явном или в скрытом виде присутствует в концепт-анализе, в исследовании архетипов и мифологем обыденного сознания. Таким образом, с коннотацией связывается широкий круг разнотипных явлений«жно говорить об омонимии терминов, о постепенном размывании понятия. Возможен и другой путь: попытаться увидеть то общее, что присутствует во всех явлениях, обозначаемых как коннотация, и именно это общее сделать значением термина. Здесь делается попытка обозначить контуры второго пути.
Термины «коннотация» и «денотация» были введены в логике и относились к понятию: «Всякое существительное денотирует некоторые предметы и коннотирует качества, относящиеся к этим предметам»; так, слово «собака» денотирует все семейство псовых и каждого из его представителей (объем понятия) и коннотирует качества, характерные для этого семейства (содержание понятия)» [Женетт 1998: 411] (Ж. Женетт приводит определение французского исследователя Гобло).
Это понимание легло в основу использования термина в лексической семантике, подвергшись при этом уточнению и изменению: «…коннотациями лексемы мы будем называтьнесущественные, но устойчивые признаки выражаемого ею понятия, которые воплощают принятую в данном языковом коллективе оценку соответствующего предмета или факта действительности» [Апресян 1995: 159]. Петух в значении «самец курицы» коннотирует признак «задиристость»: петух 2 — «задиристый человек — как бы петух 1 по коннотации задиристости» [там же]. Рассуждая по-иному, но в общем о том же — о переносных значениях слов и об общеязыковых метафорах — писала В. Н. Телия в известной монографии [Телия 1986]. В данном понимании коннотация несет информацию о мире и восприятии мира социумом. Вопрос о том, в какой степени лексическое значение (и следовательно, различение денотации и коннотации) присуще нехарактеризующим словесным знакам [Уфимцева 1974; 1986], то есть не полнозначным словам, а собственным именам, квантитативам, деиктическим, связочным, заместительным словам, междометиям, в лексической семантике специально не рассматривается.
436
В семиотику понятие коннотации было введено Л. Ельмслевом в его знаменитых «Пролегоменах» 1943 года [Ельмслев 1960]. Л. Ельмслев исходил из того, что язык есть «средство познания», исходным пунктом для исследователя является текст и цель лингвистической теории состоит в выявлении «постоянного, лежащего в основе изменений.» На фоне будущих интертекстуальных исследований эти предпосылки нельзя расценить иначе как многообещающие. Но главная заслуга Ельмслева состоит в том, что он вывел понятия коннотации и денотации за пределы логики (и тем самым — в языке — за пределы узкопонимаемого лексического значения). Правда, у Л. Ельмслева нет, собственно говоря, денотации и коннотации, но зато у него есть денотативная и коннотативная семиотика. Семиотика денотативна, «если ни один из ее планов не является семиотикой» [там же: 369], то есть не представляет знаковую систему. Соответственно, семиотика коннотативна, если план её выражения является семиотикой. Отсюда определение коннотаторов как «содержания», для которого денотативная семиотика служит выражением, и выделение специальной коннотативной семиотики. Коннотативная семиотика имеет сферой действия систему языка и языковую деятельность и распространяется на невербальные средства (жесты, сигнальные коды). Коннотативная семиотика предполагает существование денотативной. К ведению коннотативной семиотики Л. Ельмслев отнес широкий круг явлений: различие стилистических форм (под которыми он имеет в виду стих и прозу и разные формы их смешения), различных стилей («творческого» и «подражательного», который Л. Ельмслев называет также нормальным), различие оценочных стилей (высокого и низкого), различие эмоциональных тонов, говоров (профессиональные языки, жаргон), национальных, региональных языков, вплоть до индивидуальных особенностей произношения [там же: 370].
Выдвинутый Л. Ельмслевом критерий коннотации может быть назван формальным: коннотация имеет место во всех случаях, когда означающим выступает знак.Понимание коннотации в лексической семантике соответствует критерию Л. Ельмслева. Это следует из следующих расуждений. В содержание понятия «человек» входит характеристика поведения: агрессивное поведение в отношениях с другими (задирать — «затрагивая кого-либо, приставая к кому-л., вызывать на ссору, драку»). Этот смысл может быть передан в денотативной семиотике, то есть стать сигнификатом языкового знака или сочетания языковых знаков. Параллельно тот же смысл становится означаемым языкового знака, уже имеющего собственный сигнификат: петух как целостный знак становится планом выражения для означаемого: «задиристый человек, забияка». Коннотация в лексической семантике есть, таким образом, частный случай коннотативной лингвистики
437
или — по Ельмслеву — коннотативной семиотики. Никаких содержательных ограничений на коннотацию Л. Ельмслев не выдвигал.
Понимание коннотации, предложенное Л. Ельмслевым, как нельзя лучше подходило к стилистике и было использовано ею. «Стилистическое значение языкового знака — это коннотативное означаемое, чьим означающим выступает данный знак как единство денотативного означающего и денотативного означаемого» [Долинин 1978: 44]. Слова задиристый, задира, забиякаявляются сообщают о сфере своего употребления и передают стилистический смысл «разговорность». Носителем данного смысла являются не означающие и означаемые этих слов по отдельности, но слова целиком, то есть условие Ельмслева выполняется. В стилистике также обозначается иерархия денотативного и коннотативного выражения, поскольку коннотативные значения определяются как вторичные.
Понимание стилистических значений как коннотативных позволило собрать воедино явления, относящиеся к разным сторонам устройства языка, фонетике и лексике, грамматике и синтаксису и сформулировать представление о стилистической системе языка как о «соединении отдельных членов языковой структуры в одно и качественно новое целое», по определению Г. О. Винокура. Г. О. Винокуру принадлежит четкое определение стилистической системы: «… звуки той или иной стилистической окраски и формы и знаки той же окраски входят в одну стилистическую систему в противовес звукам, формам и знакам другой окраски, и во взаимодействии всех таких систем создается общая стилистическая жизнь языка» [Винокур 1959: 223].
В стилистике было показано многообразие значений, которые могут передаваться коннотативно. В стилистике же был практически переформулирован критерий Ельмслева. Разделение денотации и коннотации в логическом смысле применимо только к полнозначным словам, однако стилистическим, то есть коннотативным значением наделяются все типы словесных знаков. Более того, носителями стилистического смысла могут быть и полузнаки — словоизменительные и словобразовательные морфемы, и структурные схемы предложений, и фонемы — при том что фонема представляет собой одностороннюю незнаковую единицу плана выражения и, конечно, никак не может быть приравнена к целостному знаку. Л. Ельмслев, разумеется, имел в виду эти случаи, и все же не прояснил их до того уровня ясности, при котором не возникало бы противоречия: в теории коннотацией наделяется целостный знак, а в реальности коннотации присущи и субзнакам и незнаковым единицам. Л. Ельмслев, конечно, имел в виду, что ни одна единица в языке не предназначена только для выражения коннотативного смысла: у неё всегда есть первичное предназначение, соответствующее тому уровню, которому она принадлежит; это первичное предназначение и определяет денотативную семиоти-
438
ку. Еще одна традиционная филологическая дисциплина — теория выразительности —подтверждает высказанную точку зрения. Известно, какую роль играет в поэзии фонетический уровень, разнообразные звуковые повторы, паронимическая аттракция, анаграммы. Но если мы читаем у Цветаевой Минута: минущая: минешь! Так мимо же, и страсть и друг!, то, констатируя паронимическую аттракцию, мы должны говорить именно об уровне означающего: выразительность - коннотация рождается за счет отсылки к норме, к принципу произвольной связи между означающим и означаемым. Содержанием коннотативной семиотики становится языковая система и ее строение. Показательно приводимое Ж. Женеттом мнение французского специалиста по эстетике М. Дюфренна: «Выразительность — это то же, что в лингвистике называется коннотацией» [Женетт 1998: 410]. В соответствии с этим пониманием сам Ж. Женетт дает определение стиля: «Стиль — это коннотативная функция дискурса в оппозиции его денотативной функции» [там же: 411].
Во второй половине ХХ века складываются новые направления, в которых понятие коннотации обретает иные области применения. В известных «Мифологиях» ([Барт 1996]; ср.: [Барт 1989]). Р. Барт дает анализ мифологем обыденного сознания («мифических концептов») и анализирует словесные и визуальные мифы, полностью следуя ельмслевскому критерию, собственную формулировку которого Р.Барт дал в «Проблемах семиологии»:»… коннотативная система есть система, план выражения которой сам является знаковой системой» [Барт 1975: 157]. Именно Р. Барт обратил внимание на универсальность коннотации как инструмента исторической антропологии: человеческое общество нуждается в фиксации вторичных смыслов, и в структуре языка заложена возможность удовлетворения этой потребности. Р. Барт утверждал, что коннотативные означаемые суть «фрагмент идеологии», которые «натурализуются» благодаря коннотативным означаемым, принадлежащим денотативной системе, — отсюда его знаменитый тезис о власти языка.
В концептуальном анализе, приобретшем популярность со времени выхода книги Д. Лакоффа и М. Джонсона [Лакофф, Джонсон 1980], к понятию коннотации не обращаются. Однако по существу, когда речь идет о метафорических концептах, в языковом мышлении фиксируется тот же механизм, причем речь идет уже не об идеологии, а о менталитете культурных общносте: если спорконцептуализируется как война , то есть говорится о победе, поражении, временном отступлении, уходе в глухую оборону, отступлении на заранее установленные позиции в споре, то здесь также денотативная семиотика становится планом выражения для коннотативной. Интерес концептуального анализа для коннотации состоит в том, что в нем наглядно видна не только прямая, но и обратная связь денотативной и конно-
439
тативной семиотик: коннотативная семиотика выступает как резервуар для денотативной.
Так постепенно накапливался материал для обсуждения вопроса, не имеющего решения до настоящего времени — о референциальном статусе коннотативных смыслов. Этот вопрос не стоял для Ельмслева, ибо в его системе нет различения денотата и референта. В логической теории коннотации и в лексической семантике происходит апелляция не к конкретному языковому опыту, но к стереотипам знания. Это ясно видно на примере эмотивно-оценочной шкалы, выстраиваемой В. Н. Телия: выступающие в русском языке в качестве оценочных квазистереотипов верблюд или слонотсылают - по понятным причинам-к фонду знаний, а не к социальному опыту [Телия 1986: глава 11]. Лакофф и Джонсон, анализируя онтологические и пространственные метафоры, относят их к первоосновам языка. Но когда речь заходит о структурных метафорах, о метафорических концептах, все время подчеркивается значение непосредственного опыта, о чем говорит исходная схема их рассуждений: прототипическая ситуация, принадлежащая миру, порождает гештальт,то есть мыслительный образ ситуации, и так называемые эмергентные (естественно вырастающие из опыта) концепты; метафорическая концептуализация имеет место, если одна ситуация моделируется в гештальте другой.
С чем же соотносится метафоризующий гештальт, помещенный на коннотативный уровень? Ж. Женетт приводит мнение Рейхенбаха, высказанное им в связи с рассмотрением выразительности как коннотации: перед нами несостоявшаяся денотация [Женетт 1998: 411].
Вопрос о месте коннотативных смыслов в структуре языкового знака остается открытым в теоретическом языкознании. В своем содержательном и всестороннем исследовании И. М. Кобозева, рассматривая значение языкового выражения, выстраивает таблицу, в которой ставятся в соответствие традиционные аспекты семиозиса и типы значения по характеру передаваемой информации: семантика (денотативное и сигнификативное выражение), прагматика (прагматическое значение), синтактика (синтаксическое значение) [Кобозева 2000: 58]. Можно оставить в стороне вопрос о том, как различаются денотат и сигнификат, скажем, для русской частицы ли, но нельзя не увидеть, что специального места для коннотативного значения в этой системе рассуждений не находится. Коннотативные значения размываются между значением прагматическим и внеязыковым, ассоциативным. Сам механизм коннотации предстает в таком случае как нечто необязательное, в языке — как то, без чего язык может обойтись. Между тем следует согласиться с Женеттом в том, что нет «чисто денотативного функционирования дискурса.»
То, что коннотация является неотъемлемой частью текста дискурса, стало очевидным по мере становления и развития теории ин-
440
тертекстуальности. В прямом виде понятие коннотации было внесено в текстовый анализ Роланом Бартом. Р. Барт переопределил понятие коннотации применительно к тексту: текстовая коннотация представляет собой «связь, соотнесеность, анафору, метку, способность отсылать к иным — предшествующим, последующим или вовсе ей внеположным — контекстам, к другим местам того же самого (или другого) текста» [Барт 1994: 17—18].
Теоретической базой интертекстуальности является представление о языковой памяти как об огромном цитатном фонде [Гаспаров 1996] и отношение к тексту как к языку. Тогда, как и в лексической семантике, вторичное использование текстовых единиц — сколь бы трансформированы они ни были — становятся коннотативными по отношению к имеющимся в языковой памяти устойчивым коммуникативным фрагментам (термин Б. М. Гаспарова), и эти последние выступают как образная «внутренняя форма» по отношению к дальнейшим использованиям.
Типология интертекстуальных элементов и связей, в настоящее время уже неплохо разработанная [Кузьмина 1999; Фатеева 2000], расширила представление о коннотативном означающем и коннотативном означаемом. Здесь возникает целая шкала, один из полюсов которой составляет прямая цитация, сопровождающаяся такими явлениями, как вторичная референция и овеществление метафоры. Далее следуют различные трансформации, при которых цитата все еще узнаваема, все еще прозрачна. Но в огромном большинстве случаев перед нами — следовая структура, текстовые осколки, метонимически указывающие на целостный дискурсивный знак- высказывание. Интертекстуальные коннотативные означающие, выделяемые в интертекстуальных связях, могут быть описаны в терминах синонимии, антонимии, конверсии, лексико-семантических полей, словообразовательных понятий, семантических стяжений, конденсаций, аббревиатур. О коннотативном означаемом Р.Барт писал, что интертекстуальные смыслы не фиксируются «ни в словаре, ни в грамматике языка», а Б. М. Гаспаров настаивает на принципиальной «открытости ассоциативных связей» Иначе говоря, как и в концепции Л. Ельмслева, на семантику коннотативных означаемых не накладывается каких-либо ограничений.
Краткий обзор использования понятия коннотации в разных областях лингвистики и филологии убеждает в том, что во всех случаях речь идет об одном и том же мыслительно-языковом механизме. Коннотация рапространяется на язык и его уровни, на отношения внутри текста и между текстами. Можно полагать, что коннотация представляет собой неотъемлемое устройство языковой системы и её функционирования в социуме, то есть представляет собой лингвистическую универсалию. И все же критерием Л. Ельмслева нельзя удовлетворить-
441
ся — не потому, что он не действует, а потому, что ряд вопросов остается без ответа. Коннотация справедливо рассматривается совместно с денотацией, но понятие денотации также меняет свой смысл в зависимости от того, к какому материалу применяются эти два члена антонимического противопоставления. Разделив денотацию и коннотацию формально, Л. Ельмслев не поставил вопрос об их семантике и об их назначении в системе языка и её функционировании.
К денотации и коннотации можно подойти с точки зрения когнитивистики. Денотация и коннотация связаны с человеческим сознанием, с мышлением и восприятием. У денотации и коннотации есть общее содержание. Эта общая часть отражена в их общем корне. Латинский глагол noto, notare имеет значение «замечаю, наблюдаю», англ. to note значит «замечать и помнить». Различие между денотацией и коннотацией проясняется при рассмотрении антонимического противопоставления приставок de — cum (con). Это различие описывается как «отделение» (лишение) — «прибавление» (совместное рассмотрение). Таким образом, денотация означает способ восприятия и мышления, при котором объект или положение дел рассматриваются автономно, а коннотация имеет место тогда, когда объект или положение дел мыслятся неизолированно, то есть совместно с неким другим объектом в самом широком смысле этого слова. Сами по себе эти два способа совершенно равноправны, но в языке их семантическое различие выражено формально и иконически: структура языкового знака, снабженного денотацией и коннотацией, предстает как эмблематическое выражение двух названных способов работы человеческого сознания. Денотация и коннотация равноценны в способности к передаче и хранению информации. Это становится ясным при рассмотрении того, какого рода информация в целом может передаваться через язык. Обобщая, можно выделить следующие информационные блоки: информация о мире, о текстах и о языке. Информация о мире — это информация о человеке и об акте коммуникации. Информация о человеке — это информация о типологических характеристиках человека (пол, возраст, региональная, социальная, профессиональная, конфессиональная характеризация), о его эмоциональных и ментальных состояниях. Информация об акте коммуникации — это информация об условиях общения, о предмете общения («положение дел»), об отношениях коммуникативных партнеров и отношении к предмету общения. Информация о языке — это информация о норме, о прямом и косвенном обозначении, о фразеологии, о концептах. Информация о текстах — это информация о конкретном тексте и об интертексте. Информация о текстах означает одновременно и информацию о фонде знаний, о культуре, ибо все многообразие культурных явлений так
442
или иначе оказывается запечатленным в текстах — устных или письменных.
На нескольких примерах можно показать, что эти виды информации могут быть переданы как денотативно, так и коннотативно. Информация о человеке: во фразе Врачи еще не уходили: вся ихняя одежда на вешалке на денотативном уровне передается информация об определенном положении дел (информация о мире), на коннотативном — информация о говорящем, о его образовательном цензе (коннотативное означающее — ихний). Информация об акте коммуникации: во фразе Может, участковый придет ближе к вечеру сообщается на денотативном уровне о степени вероятности определенного «положения дел», а на коннотативном — о том, что ситуация рассматривается с обиходно-бытовой точки зрения, для которой первичным каналом коммуникации является устный (коннотативное означающее - может ). Информация о языке и его устройстве: в строках Б. Пастернака из стихотворения «Золотая осень» (1956) Осень. Сказочный чертог, Всем открытый для обзора. дается характеристика осени и звучит лаудативное отношение к ней со стороны субъекта речи. Это информация о мире, относящаяся к уровню денотации. На коннотативном уровне передается информация о языке, а именно — о том, что язык допускает прямое и тропеическое обозначение одного и того же объекта, и если дан троп, то его надо понимать и толковать исходя из «внутренней формы» в широком смысле (в данном случае — благодаря метафоре осени приписываются такие признаки, как «домашнесть», «богатство», «золотой цвет» и пр.). Информация о тексте — вот отрывок из книги А. Наймана «Славный конец бесславных поколений»:Но месяц, старый добрый русский месяц в деревне, не дачный, а, как его теперь называли, «трудовой семестр», мы провели, повторяю неплохо. Душистые ветерки, поющие птицы, просторы и завалинки. Шепот, робкое дыханье. Танцы в клубе. Воскресенье, вообще, целиком твое. В этом отрывке на денотативном уровне передается информация о мире — о летнем пребывании в колхозе студентов и их времяпровождении, включая флирт и поцелуи, а на коннотативном — информация о тексте (текстах — И. Тургенева, А. Фета), в которых близкое по некоторым признакам положение дел было описано с помощью тех же самых высказываний либо частей высказываний. По этим примерам можно судить и о референциальном статусе коннотативной информации. Это информация может быть абсолютно конкретной, но она не находится в фокусе внимания. Приведенное выше определение коннотации как «несостоявшейся денотации» как раз и отражает это свойство коннотативной информации.
Коннотативная информация может быть переведена в денотативную и денотативная — в коннотативную. Вопрос в том, насколько это положение всеобъемлюще. Сколь бы ни были диффузны подчас
443
коннотативные значения, они тем не менее могут быть переданы через прямое описание, то есть через денотацию. Более проблематичным является вопрос о возможности перевода всякой денотативной информации на коннотативный уровень. Например, можно ли коннотативно передать значение узкоспециального термина? Этот вопрос требует дальнейших исследований. Данное утверждение относится и к типологии возможных соотношений коннотативной и денотативной информации. Среди них выделяются те, которые закреплены в системе языка и те, которые относятся к дискурсивной деятельности. В системе языка закреплены, например, такие соотношения: если денотативно передается информация о «положении дел», то коннотативно- информация о человеке, которому принадлежит вербализация этого «положения дел»; если денотативно передается сообщение, то коннотативно — информация об акте коммуникации. Легко видеть, что речь идет о коннотативных смыслах, передаваемых стилистической системой языка. Это позволяет прояснить вопрос о значении двух каналов передачи информации для успешного функционирования языка в представленной во времени жизни социума.
Человеческое общение состоит из однотипных ситуаций. Их языковая концептуализация выявляет признаки, не зависящие от конкретных воплощений, но важные для успешной коммуникации. Такие признаки влияют на возможную оценку сообщения, на выработку ответной позиции по отношению к нему. Именно эти признаки закрепляются в языке и передаются на коннотативном уровне благодаря стилистической системе. В ней нет случайной информации: например, если это информация о человеке, это не информация о цвете волос, но о возрасте, о профессии, об эмоциональном состоянии, то есть обо всем, что влияет на содержание сообщения и что может быть важно для воспринимающего. В данном случае коннотативный канал передает ту минимальную, но необходимую информацию, совместно с которой должно восприниматься сообщение, переданное денотативно.
Таково назначение коннотации в языковой системе, но не менее важна роль коннотации в дискурсе. Тезис М. М. Бахтина о том, что индивидуальный речевой опыт состоит в освоении чужихслов [Бахтин 1979: 269], верен лишь наполовину. Многое в дискурсе обречено на забвение, и повседневные утренние реплики типа Не опоздай! вовсе не предполагают отсылок к чужим словам. Но для дискурсивного обмена и продвижения дискурса во времени коннотация имеет принципиальное значение. По существу это было показано уже в исследованиях, так сказать, додискурсивной эпохи [Кожевникова 1971], а в новейшее время нащло обоснование в «энергийной» теории интертекста [Кузьмина 1999].
Коннотация используется в языковой деятельности всякий раз, когда для этого возникает необходимость, и распространяется на всю
444
сферу производства и взаимодействия текстов. Коннотации, связанные с отсылкой к тексту или к текстам, имеют то принципиальное отличие, что их опознание зависит от текстовой компетенции носителей языка, от объема их знаний. Но в основе интертекстуальных связей лежит тот же принцип, который действует в стилистической системе: высказывание или его часть рассматриваются как языковой знак, у которого есть номинативное значение (денотация) и значение коннотативное. И чем больше интертекстуальных употреблений у высказывания, тем прочнее становится его статус в языковой памяти говорящего. Это путь к расширению — в широком смысле — лексикона русского языка, впитывающего историческое и культурное знание. Это также действенный способ поддержания во времени тех черт, которые характеризуют разновидности дискурса. Интертекстуальные коннотации, разумеется, не входят в стилистическую систему языка. Стилистическая система выполняет роль центра по отношению к вербальному пространству с открытыми границами. Но у этого центра есть центробежная сила, обеспечивающая реализацию коннотативного механизма в дискурсе.
Когнитивный подход к понятию коннотации удостоверяет правомочность современных использований этого понятия. Но всестороннее исследование коннотации предполагает объединение разных проявлений коннотации в поле зрения одной дисциплины — коннотативной лингвистики.
Литература
Апресян 1995 — Апресян Ю. Д. Коннотация как часть прагматики слова // Апресян Ю. Д. Избранные труды. Том ІІ. Интегральное описание и системная лексикография. М., 1995.
Барт 1975 — Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: «за» и «против». М., 1975.
Барт 1989 — Барт Р. Риторика образа // Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989.
Барт 1994 — Барт Р. S/Z. М., 1994.
Барт 1996 — Барт Р. Мифологии. М., 1996.
Бахтин 1979 — Бахтин М. М. Проблема речевого жанра. М., 1979.
Винокур 1959 — Винокур Г. О. О задачах истории языка // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.
Гаспаров 1996 — Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.
Долинин 1978 — Долинин К. А. Стилистика французского языка. Л., 1978.
Ельмслев 1960 — Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. Вып. 1. М., 1960.
Женетт 1998 — Женетт Жерар. Фигуры. Том 2. М., 1998.
Кобозева 2000 — Кобозева И. М. Лингвистическая семантика. М., 2000.
445
Кожевникова 1971 — Кожевникова Н. А. Отражение функциональных стилей в советской прозе // Вопросы языка современной русской литературы. М., 1971.
Кузьмина 1999 — Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в эволюции поэтического языка. Екатеринбург; Омск, 1999.
Лакофф, Джонсон 1980 — Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. Chicago, University of Chicago Press, 1980. См. перевод первых глав в кн.: Теория метафоры. М., 1990.
Телия 1986 — Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики языковых единиц. М., 1986.
Уфимцева 1974 — Уфимцева А. А. Типы словесных знаков. М., 1974.
Уфимцева 1986 — Уфимцева А. А. Принципы семиологического описания лексики. М., 1986.
Фатеева 2000 — Фатеева Н. А. Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в мире текстов. М., 2000.
446
