Уважаемые студенты, произведите анализ отрывка статьи резиной и выделите особенности научного текста.

 

В семиотику понятие коннотации было введено Л. Ельмслевом в его знаменитых «Пролегоменах» 1943 года [Ельмслев 1960]. Л. Ельмслев исходил из того, что язык есть «средство познания», исходным пунктом для исследователя является текст и цель лингвистической теории состоит в выявлении «постоянного, лежащего в основе изменений.» На фоне будущих интертекстуальных исследований эти предпосылки нельзя расценить иначе как многообещающие. Но главная заслуга Ельмслева состоит в том, что он вывел понятия коннотации и денотации за пределы логики (и тем самым — в языке — за пределы узкопонимаемого лексического значения). Правда, у Л. Ельмслева нет, собственно говоря, денотации и коннотации, но зато у него есть денотативная и коннотативная семиотика. Семиотика денотативна, «если ни один из ее планов не является семиотикой» [там же: 369], то есть не представляет знаковую систему. Соответственно, семиотика коннотативна, если план её выражения является семиотикой. Отсюда определение коннотаторов как «содержания», для которого денотативная семиотика служит выражением, и выделение специальной коннотативной семиотики. Коннотативная семиотика имеет сферой действия систему языка и языковую деятельность и распространяется на невербальные средства (жесты, сигнальные коды). Коннотативная семиотика предполагает существование денотативной. К ведению коннотативной семиотики Л. Ельмслев отнес широкий круг явлений: различие стилистических форм (под которыми он имеет в виду стих и прозу и разные формы их смешения), различных стилей («творческого» и «подражательного», который Л. Ельмслев называет также нормальным), различие оценочных стилей (высокого и низкого), различие эмоциональных тонов, говоров (профессиональные языки, жаргон), национальных, региональных языков, вплоть до индивидуальных особенностей произношения [там же: 370].

Выдвинутый Л. Ельмслевом критерий коннотации может быть назван формальным: коннотация имеет место во всех случаях, когда означающим выступает знак.Понимание коннотации в лексической семантике соответствует критерию Л. Ельмслева. Это следует из следующих расуждений. В содержание понятия «человек» входит характеристика поведения: агрессивное поведение в отношениях с другими (задирать — «затрагивая кого-либо, приставая к кому-л., вызывать на ссору, драку»). Этот смысл может быть передан в денотативной семиотике, то есть стать сигнификатом языкового знака или сочетания языковых знаков. Параллельно тот же смысл становится означаемым языкового знака, уже имеющего собственный сигнификат: петух как целостный знак становится планом выражения для означаемого: «задиристый человек, забияка». Коннотация в лексической семантике есть, таким образом, частный случай коннотативной лингвистики.

Дайте стилистическую характеристику сложноподчиненных предложений определительного типа. В каких случаях поясняемое существительное имеет при себе указательно-выделительное местоимение? В каких случаях его можно ввести, а в каких - нельзя? Проанализируйте различия в характере атрибутивных отношений, связанные с наличием или отсутствием указательного слова. Выделите предложения, в которых придаточная часть имеет присоединительный характер; укажите, чем он обусловлен.

1. Бывают дни, когда жизнь представляется нам особенно ясной и слаженной (Пауст.). 

2. На «Шестом номере» собралась самая удивительная компания, какую только возможно себе представить (М.-С.). 

3. Дети, к которым Григорий никогда прежде не проявлял такого внимания, вначале отнеслись к его затеям с недоверием (Ш.).

 4. Но в то время, о котором теперь идет речь, я любил не роль в себе, а себя в роли (Ст.). 

5. Богатые порты превращаются в пруды, где мальчишки ловят рыбу (Пауст.). 

6. Дом, в котором поселился таинственный незнакомец, стоял особняком (М.-С.).

7. Изба, куда мы вошли, была по типу просторная крестьянская изба (Сол.). 

8. Оставшееся позади село, куда забросила меня судьба, было последним жилым местом (Шишк.). 

9. Пассажирка вышла наверх и усе-лась на скамье, с той стороны, где не было ветра (Купр.).

10. Есть мгновения, когда ни единого звука нельзя вымолвить (Б.). 

11. На том управдоме, что вчера швырнул ему кольцо с ключами, свет клином не сходился (Сим.). 

12. За избой далеко расстилалась ровная, серая от лунного света степь, куда и уносилась взмыленная тройка (А. Т.). 

13. Отдаленный гул вдруг проник в тенистое ущелье, где ехали путники (Шишк.). 

14. Возле причала стояла такая тишина, какая бывает в без-людных местах только глухою осенью и в самом начале весны (Ш.). 

15. Станичные старички и старушки еще помнили столетние сосны, куда ребятами бегали за грибами (М.-C.). 

16. Она прислонилась к стене, прижав спиною руки, которым хотелось бить, рвать... (М. Г.).

Какие языковые средства проявляют экспрессивность в приведенных отрывках из произведений О. Чухонцева?

и в этом смешенье вер

и обычаев, языков и преданий, не без претензии

на универсальность, все претворяется в музыку сфер

и притворяется ― уже дома ― горшком голубой гортензии…

[О.Г. Чухонцев. «Приятно, однако, побыть наедине с собой...» ].

может быть, он, когда выйдет его черед

перед лицом Творца оправдаться в судьях

хоть бы за то, что прожил верблюдом в людях,

в Царство Небесное как человек войдет.

[О. Г. Чухонцев. «Во как! -- потом сказал, помолчал чуток...»]

Ты видел, с какою надсадой

в базальт ударяет волна

и с шумом валун волосатый

медузой всплывает со дна?

[О. Г. Чухонцев. «Ты видел, с какою надсадой...» 

 Каковы особенности современной письменной разговорной речи? Чем интересен язык социальных сетей? Приведите примеры новых слов.

 Уважаемые студенты, произведите стилистический анализ приведенного отрывка. Укажите стилеобразующие средства.

Это ярко проявилось в рассказе И. Бунина «Господин из Сан-Франциско». Так, в портретных характеристиках главного героя намечены ос-

новные микротемы произведения: «Сухой, невысокий, неладно скроен, но крепко сшитый», «нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными усами», «золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью - крепкая лысая голова».

В рассказе четко вырисовывается двойственность внешнего облика «господина из Сан-Франциск», использованные в тексте избирательные средства имплицитно подчеркивают характер субъективной оценочности (при всей видимой бесстрастности, отрицательная оценка очевидна) [8]. С одной стороны, представлена лексика, характеризующая физически сильного человека («крепко сшитый», «крепкая лысина» и т.п.), с другой - изображающая мертвящий облик («желтоватое лицо», «серебряные усы» и т.п.), который и является доминантой характерологичности в микроконтексте [4]. Подобного рода сравнения последовательно проводятся на протяжении всего рассказа («остатки жемчужных волос», «хриплое клокотанье, вырывающееся из открытого рта, освещённого отблеском золота, слабело»). Благодаря повтору осуществляется семантическая интеграция текста [2].

Важную роль играет анализ тематических полей как совокупности средств, косвенных характеристик, создающих необходимый фон для восприятия подтекстовой информации и понимания авторской оценки изображаемого. Параллельно с темой смерти на протяжении всего произведения прослеживается мотив бездуховности, фальшивости окружающей действительности, который создаётся оппозицией быть/казаться («притворно мучаться», «грешноскромная» и т.п.) [7].

Рассмотренные в статье разнообразные средства эксплицитных и имплицитных реализаций субъективной модальности, составляющие в своей совокупности повествовательную канву рассказа И. Бунина «Господин из Сан-Франциско», обладают широкими изобразительно-выразительными возможностями, они непосредственно отражают ход событий, участвуют в обрисовке героев и их взаимоотношений. Все это позволяет рассматривать субъективную модальность как целостную категорию, обладающую системой иерархически

организованных модальных значений, в которой существует определённая зависимость коэффициента модальности как фактора текстообразования от объекта описаний и прагматических установок.

 Каковы нормы русской речи?

Уважаемые студенты, охарактеризуйте стиль приведенного отрывка. Укажите его стилевые черты, стилистические особенности.

В русских народных говорах представлено значительное количество названий дождевого червя: черевь, червь (ж.р.), червяк, червак, черва, червиха, дождевик, дожник, глист, глиста, глизда, глисть, глистяк, блист, выползок, выползень, поползень, выпощок, земляк, земляник, земляр, ковзяк, ковзак, ковшак, красик, мокряк, мокрец, надей, надеина, слизун, слизняк, слизень, гнус, гнусина, гуж, гробак, шур, щура, ящур, вьюн, красный червь, красна черва, земляная глиста [1], [4], [10].

По данным картотеки Лексического атласа русских народных говоров, наиболее частотными являются лексемы с корнями черв- и дожд- (Дождевик -«дождевой или земляной червяк, употреб. для наживы удочек» [1, 1, С.465]. Они употребляются практически во всех русских говорах. Второе место по частотности занимают лексемы с корнем глист- и образования с элементом полз-. Корень черв- известен всем славянским языкам (укр. черв«червь», др.-русск. чьрвь (м.) «червь», чьрвь (ж.) «красная краска, ткань», ст.-слав. чрьвь, болг. че́рвей «червь», сербохорв. цр̑в «червь», цр̏ва «червоточина», словен. čȓv «червь», др.-чеш. črv «червь, личинка червя», чеш., слвц. červ, польск. czerw, в.-луж. čerẃ, н.-луж. сеrẃ, полаб.сеŕ(v́) lézące «улитка» (букв. «лезущий червь») Праславянская форма *čьrvь восходит к индоевропейской *čьrmь (лит. kirmìs м., ж. «червь», лтш. cirmis, др.-инд. kŕ̥miṣ м. «червь, личинка», нов.-перс. kirm, ирл. cruim, алб. krimb. Трудности представляет -в-. Предполагали балт. соответствие *(s)kirvis ввиду лит. skirvinа «бежит, как муравей», а -v- пытались объяснить влиянием *marvis «муравей» [12, 4, С. 336].

Корень глист- также фиксируется всеми славянскими языками (укр. гли́ста, блр. глiст, болг. глист, сербохорв. гли́ста, словен. glísta, чеш. hlísta, ж., hlíst м., слвц. hlísta, польск. glista, в.-луж. hlista, н.-луж. glista, glistwa «аскарида»). Родственно лит. glitùs «гладкий, скользкий», лтш. glístu, glíst «делаться гладким, слизистым», греч. γλιττόν ̇ γλοιόν, алб. ngjit «клею», лат. glis, glitis «humus tenax», glūs, род. п. glūtis «клей», др.-англ. æt-clíÞan «приклеиваться», д.-в.-н. kleta, klette, голл. klit «репейник», д.-в.-н. glîtan «скользить»). Ср. глизда́, глёздать [12, 1, С. 413].

Слово глиста в значении «земляной дождевой червь, на который удят рыбу», зафиксировано В.И. Далем в саратовских и астраханских говорах [1, 1, С. 365].

Глист «дождевой червь» как малоупотребительное отмечено и в Словаре говора деревни Деулино [3, С. 112].

Словарь донских говоров Волгоградской области фиксирует лексему глист [глист], -а, -ы, м. 1. Продолговатое мягкотелое ползающее животное, червь, червяк. Глист – любой черфь(Стж.). Глист – эт чирвяк (Кик.). Вытянулси, как глист (Урюп.). Этих глистоф там очиньмнога (Тер.). Скр. 2. Дождевой червь. Глистоф нада накапать для насатки да пайти пагулять, сярушык паймать (Зем.). Зафтыря глистоф нароим и пайдём рыбалить. Глисты в банки ни видала, идей-т паставил, найтить ни магу. А вот, гляди, ни глистоф тваих куры даядають? (Масл.). Мы накапали многа глистоф (Панф.). Щас на глиста лавицца ня будить, щас нада на личинку. Карась на глиста бирёцца ня плоха, фчара лавили (Масл.). Н. Чир. В том же словаре отмечен вариант глисть [глисть], -я, -и, м. Дождевой червь. Ген., Пгч. [8, 1, С. 357].

Слово щур в значении «дождевой червь» отмечено Далем в архангельс-ких, вологодских и пермских говорах (что подтверждается материалами карто-теки ЛАРНГ и данными ОЛА) в значении «земляной червь, дождевик, для на-живки на уду» [1, 4, С. 679]. Считается этимологически родственным щур «ку-знечик». По мнению Якобсона, ščurъ «в различных славянских языках обозна-чало хтонические живые существа» [14, С. 277]. По данным ЛАРНГ, лексема щур образует ареал исключительно на севере. С.А. Мызников считает распрос-траненные в пинежских говорах слова щур, штур и др. «дождевой червь» обратными коми заимствованиями [5, С. 91].

Лексема гуж в материалах ЛАРНГ зафиксирована в курских говорах. На карте ОЛА отмечены лексемы с тем же корнем (guj-in-a, guj-ic-a, guj-av-ic-a) на территории распространения южнославянских языков [6, Карта №36]. Корень является общеславянским (укр. гуж, гу́жва; блр. гуж; ст.-сл. гѫжь; цслав. гѫжвица λύγος; болг. гъж, гъ́жва «жгут», «чалма», «тюрбан»; сербохорв. гу̑жва «моток», «запутанный клубок», веревочная петля на лодке», «жгут», «кольцо»; словен. gôž ж. «ремень», чеш. houž, houžev (ст.-чеш. húżěv) «жгут», «свитая гибкая лоза, употребляемая для связывания плота»; слвц. húžva; польск. gążew, gążwa «ремень у цепа»; праслав. *gǫžь, *gǫžьvь). Макс Фасмер считал, что распространенное мнение о родстве *gǫžь и *ǫza (Ф. Миклошич, А. Брюкнер, Э. Бернекер, С. Младенов, А. Г. Преображенский) не объясняет начального g-, поскольку такая приставка не засвидетельствована, и, ссылаясь на Ф. Хольтхаузена и Г. Петерссона, указывал на связь gǫžь с древнеисландским kengr «крюк, изгиб» и ср.-англ. cangle «ограда». Из всех этимологий этого слова нам представляется более убедительной этимология П. Я. Черых и Н. М. Шанского, которые считают его производным от *v-ęzati «вязать» (с начальным v по аналогии с о.-с. *viti). Ср. рус. узы, узел, союз. Исходное vǫžь (с о носовым) > гуж (*zj > ж: ср. рус. диал. ужи’ще от уж – сев.-вост. «веревка», южн. «канат» [1, 4, С. 436], а также др.-рус. ужь, уже «веревка» [10, 3, С. 1163] после изменения о носового в у, развития протетического г (гв > г) и в историческую эпоху падения редуцированного ь и отвердения ж. Ср. укр. горобец «воробей». Гуж буквально — «то, что связано и чем связывают». Следует отметить, что еще в 1952 году Р. О. Якобсон объяснял начальный г- как протетический звук [15, С. 388]. Ср. о.-с. *gǫsěnica (˃ рус. гусеница), где корень *ǫs (ср. рус. ус) [13, 1, С. 226].

Гнусина в значении «червяк» отмечено Далем в северо-восточных и сибирских говорах[1, 1, С. 371]. Корень гнус имеет широкое распространение в славянских языках (блр. гнюс «скупердяй, подлец»; др.-рус. (с XI в.) гнусъ «мерзость», «все, что внушает отвращение, омерзение», также «грязь», «нечистота», «гадость», гнусьнъ, гнусьный, гнусъ, *гнусый «гнусный», гусити(ся), гнушати(ся) «испытывать отвращение», «ненавидеть», «гнушаться» [10, 1, С. 55]; ст.-слав. гноусьнъ μιαρός; болг. гнус «отвращение»; сербохорв. гну̑с, диал. гњу̑с «грязь, навоз», «отвращение»; словен. gnȗs; чеш. hňus, hnis «отвращение»; польск. gnus «лентяй»). Слово в этимологическом отношение неясное (неустойчивый вокализм корня, отсутствие изменения s ˃ ch после u, мягкость n в некоторых славянских языках [13, 1, С. 196].Считается родственным др.-исл. gnúa «тереть», gnýja «шуметь», «бушевать», греч. χναύω «скребу», «царапаю», «грызу», «жую», χνόος «оскребок» [12, 1, С. 422], восходящим к индоевропейской базе *hneu- [16, 1, С. 437]. Старшее значение – «нечто растертое» ˃ «размельченное» ˃ «мелкое», «маленькое». Отсутствие изменения s ˃ ch можно связывать с диалектной назализацией вокализма в корне на общеславянской почве, мягкость n – с влиянием таких общеславянских слов, как *gnida [13, 1, С. 196].

Гробак в Словаре Даля дается с пометой южн. в значении «гробовой червь» [1, 1, С. 407]. В других лексикографических источниках не отмечено. Поскольку при южнорусском вокализме это слово должно звучать как грабак, то оно получает сходство со словом грабарь«землекоп» [11, 7, С. 102], распространенным в южнорусских говорах (смоленских, брянских, орловских, курских и др). Существительное грабак (как и грабарь) может быть производным от глагола грабать «грести», «рыть». Таким образом, слово грабак приобретает иную мотивацию – буквально «роющий землю».

Земляник «дождевик, земляной червь» [1, 1, С. 172].

Название кавзяк в Словаре Даля дано с пометой зап. в значении «дождевой, земляной червь». Также представлен вариант ковшак, арх.  кавшак, зап. ковзак (скользкий) «дождевой червь, червяк, земляной червяк и гусеница, живущая в земле» [1, 2, С. 702]. В картотеке ЛАРНГ на данный момент не зафиксировано. Данными ОЛА также не подтверждается.

В Словаре Даля имеется также слово надеи, отмеченное знаком вопроса как имя существительное мужского рода во множественном числе с вариантом женского рода надеина– также с вопросительным знаком (твер.-ост). «Червь, гусеница: навозная, хлебная и пр. земляной червь, для наживы на удочку»; «глисты» [1, 2, С. 409]. Материалы ЛАРНГ также фиксируют эту лексему в тверских говорах, на карте ОЛА представлены словообразовательные варианты na-dĕj-ь, na-dĕj-in-a на той же территории [6, Карта 36].

В Областном словаре вятских говоров зафиксировано слово красик, м. Дождевой червь. После дождя много красиков повылазило. Ктл. Красики нужны в огороде. Ктл. [7, 5, С. 115].

 В материалах ЛАРНГ в настоящий момент сведения отсутствуют, но в ОЛА отмечена лексема kras-ьn-ъ на той же территории [6, Карта 36].

В Словаре русских говоров Башкирии есть наименование красный червь, «дождевой червь». Посль дожжа фся дорога красным червьм покрыта (Уф: Яр). Красныи черви после дожжа, кому надо рыбачит’, дък накопайут (Караид: Б) [9].

Материалы картотеки ЛАРНГ и карты № 36 Дождевой червь L95 ‘дождевой червь’ /Lumbricus terrestris/ Общеславянского лексического атласа во многом подтверждают друг друга. По данным ОЛА, наиболее распространенными являются лексемы с корнями čьrv-, glist-, dъžd-[6, Карта 36].

Среди наименований дождевого червя в русских говорах встречаются следующие варианты диалектных слов.

Фонематические варианты: глиста – глизда, глист – глисть – блист, червь – черевь, червяк – червак – чевряк, щур – ящур, ковзак – ковзяк – ковшак.

Словообразовательные варианты: червь – червяк – черва – червиха, дождевик – дожник, выползок – выползень – поползень, земляк – земляник – земляр, слизун – слизняк – слизень,глист – глистяк, гнус – гнусина, мокряк – мокрец.

Грамматические варианты. Различия в категории рода и типе склонения: червь (ж.р) – червяк – черва, червиха; глист – глиста, гнус – гнусина, щур – щура, красный червь – красна черва.

В вариантах червь (ж.р) – червяк – черва, червиха и гнус – гнусина наблюдается комбинация словообразовательного и грамматического дифференциальных признаков.Оппозиция глист – глистяк имеет фонетико-словообразовательные различия.